Федосей Александрович ГИЛЕВ
воспоминания


Фото: архив автора

В декабре 1941 года в ходе контрнаступления под Москвой 50-я армия отбросила противника от Тулы, освободила Калугу и в январе 1942 года вышла к Варшавскому шоссе. Здесь советские войска натолкнулись на глубоко эшелонированную оборону врага. Развернулись тяжелые бои, продолжавшиеся до марта 1943 года.

Деревня Зайцева гора расположена на 268 километре Варшавского шоссе. Это самая высокая точка Калужской области, почти 300 метров. Для удержания Варшавского шоссе немцы возвели там цепь опорных пунктов. Именно за эту стратегически важную точку и полегли десятки тысяч бойцов и командиров Красной Армии.

Это было одно из самых кровавых столкновений за всю историю войны. Историки потери на Зайцевой горе приравнивают к потерям под Ржевом.

В народе Зайцеву гору или высоту 269,8 м называют высотой смертников. Начиная с зимы 1942 года, ее атаковали несколько дивизий 50-й армии одновременно, но взять не могли. Под нее делали подкоп и взрывали. Взрыв был такой мощности, что на несколько километров вокруг сдетонировали минные поля. На той самой Зайцевой горе начался и закончился фронтовой путь рядового пехотинца, сибиряка из Алтайского края Федосея Александровича ГИЛЕВА.


Фото: Алтайский филиал РАНХиГС

Призыв
- Я ведь не сразу был призван в армию, - вспоминает Ф. А. Гилев, - хотя по годам уже и подходил. Оставили до осени, так как трактористом работал в колхозе. В начале сентября 1941 года был большой призыв. Несколько моих друзей тогда получили повестки. Мой черед подошел в конце ноября, когда хлеб убрали. Я на тракторе таскал комбайн, на котором скирды обмолачивали. Комбайнов самоходных тогда не было.
Так вот только перегнали технику с поля в деревню, а мне уже и повестку принесли. Отец нас в район отвозил на лошадях.
Из нашей деревни семь парней, да еще пять из другой, которая относилась к нашему же сельсовету. В Барнауле встретился с односельчанами.
Там мы проходили что-то вроде школы молодого бойца. Но толку от той учебы, честно сказать, мало было. Мы учились маршировать, отдавать честь, но почти не изучали оружие и все другое, что должен знать и уметь солдат, тем более тот, которому совсем скоро идти на фронт. Смешно сказать, за несколько месяцев учебы я "испортил" три винтовочных патрона на стрельбище. А "живую гранату" и в руках не держал!
Федосей Александрович махнул с досадой рукой. Мол, лучше бы в колхозе еще поработал хоть часть того времени. Ведь там одни женщины, старики да подростки остались.
Дорога на фронт

И вот наконец приказ об отправке в действующую армию. Вначале прибыли в Новосибирск. Затем военный эшелон двинулся на Запад, через Омск. Примерно через неделю оказались под Рязанью. Сутки простояли в тупике. Наверное, поговаривали солдаты, никак не могут решить, куда послать. И вот новый приказ - направляться в Тульскую область. Там получили винтовки и немного подкормились. С питанием моему собеседнику, надо сказать, не повезло. Практически от Новосибирска до Тулы в эшелоне кормили раз в сутки, да и то мерзлой картошкой и квашеной капустой.
- Есть хотелось постоянно, молодые ведь были, - продолжает рассказ Федосей Александрович, - всем лет по двадцать. У нас во взводе только трое пожилых было, как мы считали. Этим пожилым, наверное, лет по 35-40. Я их фамилии до сих пор помню - Вершинин, Быков и Куклин, а вот имена… Мы же по фамилии больше обращались.
По команде быстро погрузились в вагоны. Ехали недолго. Ночью выгрузились прямо в поле, оказалось, что перед нами эшелон фашисты разбомбили. Мы это поняли, когда на рассвете увидели лежащий на боку паровоз, от которого шел дымок или пар. Топка еще не остыла. Недавно, значит, бомбили. Передвигались больше бегом, чтоб скорее до места добраться. Никто не знал, что это за место. Даже командиры.
Со снабжением, считает фронтовик, было в марте 1942 года на том участке фронта, совсем недалеко от Москвы, не очень. Тылы отставали. Если вы обратили внимание Федосей Александрович упомянул, что получили винтовки, но умолчал о патронах. Почему? Да их, оказывается, выдали только перед боем по 10 штук на брата да одну гранату на все отделение уже перед Зайцевой горой. Вот такая арифметика.
- Нам еще хорошо было, мы пехотинцы, - с горечью говорил солдат, - а каково тем же артиллеристам!? Приходилось даже обманывать и хитрить.
И он передал рассказ командира артиллеристов.
С деревянным снарядом
Часть Ф.А. Гилева входила в состав 50-й армии. Тот артиллерист тоже. Так вот у них ни снарядов, ни бензина, одни пушки, которые хоть на себе тащи. Нашли заместителя командира по тылу 49-й дивизии, а он и спрашивает:
- Вы какой дивизии?
- 50-й, - отвечает майор-артиллерист.
- Не могу выдать. Вы не наши.
Что делать? Майор вышел. Через время вместе с бойцами подкатил к дому, где находился снабженец, 76-миллиметровую пушку. Развернули ее в сторону дома. Потом майор вновь отправился к снабженцу.
Тот встретил его не очень приветливо. Он и званием повыше был, подполковник. А майор ему спокойно говорит:
- Товарищ подполковник, подойди к окну и глянь. Это мои ребята. Они пушку заряжают. У нас один снаряд остался. Не дашь бензина, я махну им, и они в дом выстрелят.
Солдаты суетились у орудия, изображая подготовку к выстрелу. У них действительно был один снаряд, но учебный. Подполковник этого, разумеется, не знал.
Снабженец глянул в окно, весь побелел и отдал приказ заправить. Вот такие метаморфозы.

Зайцева гора
Она господствовала над местностью. Фашисты старались всеми силами удержаться на ней, так как по Варшавскому шоссе шло снабжение их войск. А наши пытались сбросить немцев вниз. Вокруг мелколесье, особо не спрячешься. Деревья без листьев, март на дворе. Да и на снегу все хорошо видно. Особенно летчикам фашистов.
- Бомбили усердно, - вспоминает ветеран. - Бомбы сбросят, развернутся и из пулеметов давай поливать. А наших самолетов не видел. Правда, ночью слышно было, как "кукурузник" летал. И танков у нас не было, во всяком случае, пока я находился у Зайцевой горы. А немцы нас из танков обстреливали, атакующих отгоняли. Полегло народу там не считано. Бежишь в атаку, а трупы вокруг лежат.
Убирать фашисты не давали. Каждый метр простреливался. С горы по нам минометы постоянно стреляли.
Как-то привезли сухари в мешках. Искрошились они сильно. Стали делить. Вначале крупные на каждого бойца отделения, а потом крошки. Как их делить? Постелили плащ-палатку и кучками ложкой раскладываем по числу солдат. Вдруг слышим свист мины. Угодила в сосну неподалеку от нас. Одного солдата по фамилии Уткин осколком в шею смертельно ранило. Так и не дождался он своих сухарей.
Похоронили мы его здесь же под молодой елкой. После войны лет через 50 я был в тех местах. Поднимался на Зайцеву гору, смотрел то, что осталось от укреплений немцев. Был, конечно, в месте, где мы стояли. Изменилось все сильно. Там, где мелколесье было, сейчас такие сосны выросли. Могилу товарища найти не смог. Слишком много лет прошло.
Ранение
- Да, досталось нам на той Зайцевой горе, - немного помолчав, продолжал Федосей Александрович, - и не верится до сих пор, что живой остался. За 90 лет уже перевалило. Как мы не старались овладеть высотой, не получалось. За те дни, что я был там, из нашей роты единицы уцелели. Кто его знает, как бы все и у меня сложилось, если бы не ранение. Разрывная пуля попала в ступню. Так что я всего-то две недели и повоевал.
Путь в тыловой госпиталь, ранение оказалось серьезным, получился долгим. Вначале перевозили из одного армейского госпиталя в другой. Пришлось и померзнуть в кузове полуторки, и в сарае, где раненых укладывали рядом друг с другом, чтобы было теплее, и побывать под бомбежкой.
- Нужно было через Оку переправиться, - вспоминал Ф. А. Гилев, - а мост оказался разрушен. Разместили нас в сарае. Неподалеку большая палатка медсанбата, где и операции делали. Ее хорошо сверху видно. Откуда ни возьмись самолет появился и пошел с ревом вниз. Раздался страшный грохот - бомба взорвалась. Через двери сарая мне палатка была хорошо видна. Смотрю: нет ее.
В дороге, видимо, и сознание терял, так как не все помнил. И в другой раз при обстреле контузило сильно. И с ногой не все так легко оказалось. Осматривает меня врач и говорит что-то сестре. Слова услышал "гангрена", "ампутация". Что они значат, конечно, не знал. Чуть позже понял их значение, когда другой доктор после осмотра ноги произнес: "Отрезать всегда успеем, давайте вот это сделаем". И дал какие-то указания медсестре.
А потом было несколько тыловых госпиталей во Владимире, Арзамасе, Саранске и наконец Оренбургский военный госпиталь. Там фронтовик пролежал больше двух с половиной месяцев. Когда начал понемногу ходить, выписали на долечивание домой.
Возвращение
Домой в село Гилевка Локтевского района Алтайского края добирался долго, через Новосибирск, Барнаул, Рубцовск. Конечно, дома обрадовались. Выздоравливал, но нога сильно болела, да и руки после контузии плохо слушались. Дважды в месяц фронтовик представал перед членами врачебной комиссии, которая оценивала ход его выздоровления и пригодность к дальнейшей армейской службе.
Но сидеть спокойно дома не давали. Однажды вызвали его в политотдел. Был такой орган в те времена. Его начальник попросил помощи:
- Ты ведь до фронта трактористом работал. Помоги, девчата трактор в колхозе завести не могут.
- Поехали мы в поле, - продолжал свой рассказ Федосей Александрович, - смотрю, трактор-то, конечно, знакомый. Такой сейчас в Славгороде около краеведческого музея стоит. Работал на таком до фронта, но вот опыта-то у меня совсем мало. Сумею ли завести? Честно скажу, были сомнения. Разобрался. Оказалось, проблема была в электропитании. Когда трактор загудел, начальник политотдела одобрительно похлопал по плечу. Заулыбались и девчонки-трактористки. Одна из них даже оказалась мне знакомой, в мирное время были с ней по соседству жили.


Фото: Алтайский филиал РАНХиГС
А что было потом? Комиссовали меня. И стал я снова работать в колхозе.
— Федосей Александрович

Записал воспоминания и предоставил фотографии

Александр КРИВОНОЖКО

Данный сайт использует файлы Cookie в порядке и целях, указанных по ссылке.
Made on
Tilda